Путешествие в чудетство - Михаил Яснов

Вот таким «правом на добавку» я бы назвал и право на стихи. С них на самом деле начинается в жизни куда больше серьёзного, чем мы порой думаем.

Я со всеми, или Что такое любовь

Как-то раз юная пятилетняя особа сидела рядышком со взрослыми и внимательно прислушивалась к их беседе. В какой-то момент она вмешалась в разговор и философски заметила: «Жизнь — это любовь…» Фраза пришлась весьма кстати, все рассмеялись, и я решил удержать внимание девочки: «Скажи, а что такое любовь?» Она тут же нашлась: «Любовь — это жизнь…» Мне не оставалось ничего другого, как спросить у неё: «А что же тогда смерть?» — «Знаешь что, — ответила она, — пойдём залезем под стол…»

Порой мы не без оснований поражаемся уму и проницательности наших маленьких собеседников. Есть предположение, что дети с трудом уживаются с метафорой, — психолингвисты, например, давно пришли к выводу, что маленькие дети достаточно плохо её понимают и, как правило, не умеют её объяснить. Однако наблюдения тех же специалистов и родителей доказывают, что в самой детской речи полным-полно метафор, и это — закономерность и одно из главных свойств формирования речи ребёнка. На этом психологическом противоречии может, а мне кажется, и должен «играть» поэт, пишущий для детей: показывая мир «изнутри» детского сознания, он подталкивает малыша к активному освоению родного языка, а через него — и всего окружающего.

Недавно ещё одна пятилетняя зрительница на премьере кукольного спектакля по «Волшебной флейте» Моцарта, когда принц Тамино уставился на медальон с изображением принцессы Памины и надолго замолчал, закричала на весь зал: «Влюбился!.. Влюбился!..» Закричала отнюдь не с детской издёвкой, а с восхищением и плохо скрытой завистью.

В пять лет ко многим приходят эти первые взрослые чувства — любовь и ревность, отчаяние и понимание, что такое дружба. И уже глубоко осознанное представление о семье, домашнем уюте, — когда он есть и особенно когда его нет. Не будем также забывать о том, что свойственно всем детям, — о чувстве юмора, которое теперь начинает приносить свои плоды. Над чем смеётся ребёнок — над приятелем, упавшим в песочнице, или над остроумной и тонкой шуткой?

Я иду в школу, или Что такое счастье?

Вот я ужеДорос до лета,Я прожил дней —Не сосчитать.Теперь я знаю:Счастье — ЭтоПриткнуться к мамеИ читать!

В шесть лет наш юный герой действительно уже может сказать, что счастье — это «приткнуться к маме и читать». Жизнь во многом приобретает смысл, когда заглядываешь в недалёкое будущее и видишь первый ранец или рюкзачок с книгами, вспоминаешь уже знакомый запах свежеотточенного карандаша, слышишь шелест тетрадки и скрип ручки…

Запахи и звуки определяют это будущее. Это запах и звук мечты, и, на мой взгляд, поэзия должна прийти на помощь там, где их следуют закрепить, внедрить в сознание. Шесть лет — это уже тот возраст, когда всерьёз задумываются о том, кем стать, когда начинают мучить вопросы, как устроен мир и каково твоё место в этом мире. Вообще-то, примерять на себя мир мы начинаем куда раньше рассчитанного на это подросткового возраста.

В шесть лет уже вовсю закрепляется словесно-игровое отношение к окружающему. Один будущий первоклассник, посмотрев мультфильм о путешествии Нильса с дикими гусями, объявил: «Хочу гуся Мартина!» И стал приставать к родителям: «Заведём гуся Мартина!» — «Хорошо, — наконец сказали ему, — заведём!» Понимая абсурдность своей просьбы, ребёнок нашёлся: «Конечно, заведём, — откликнулся он. — Ключом!»

Словесная игра — это особый способ открытия мира, а воспитание «филологического» юмора — большое подспорье для души. Очень важно, чтобы всё это было в тех стихах, которые попадаются на глаза маленькому читателю.

Я читаю, или Домашние радости

Вот так, пробежав несколько возрастных ступенек, мы, я надеюсь, придём к выводу, что поэтическая книга — по крайней мере, в традициях нашего отечественного семейного воспитания — непременное условие гармонического взросления и «окультуривания» ребёнка.

Поэтическая, да, впрочем, и любая другая книжка хороша ещё и тем, что чтение — это домашнее занятие: оно проходит в знакомой обстановке, в «ближнем кругу», а если представить себе, что всё прочитанное становится предметом непременного обсуждения со взрослыми, а затем и с ровесниками, а затем — что было бы уже совсем здорово! — и с самим собой, то итог понятен и внятен. Что бы мы сами и что бы нам ни говорили о сегодняшнем «нечитающем» ребёнке, лекарство от этого расхожего явления имеется, и весьма действенное.

Однажды Валентин Дмитриевич Берестов написал стихотворение, которое мы вспоминаем всякий раз, когда разговор заходит о детском чтении, о детской книге, о том счастье, которое малыш получает, когда, наконец, может сам, без помощи взрослых, что-то прочитать:

Как хорошо уметь читать!Не надо к маме приставать,Не надо к бабушке идти:«Прочти, пожалуйста! Прочти!»Не надо умолять сестрицу:«Ну, почитай ещё страницу!»Не надо звать.Не надо ждать.А можно взятьИ почитать!

В этом «А можно взять…» есть ещё одно драгоценное сегодня качество: неспешность. В ней есть своя особая прелесть: неспешность — это дом, уют, тепло, именно то, что порою так необходимо нашему читателю. Можно неспешно забраться к папе на колени, неспешно открыть книгу и неспешно, внимательно её прочитать. Поспешить мы ещё успеем!

Я думаю, или Давайте спрашивать

Однажды я выступал в одном детском творческом клубе — ребята были умненькие, как на подбор, и я с удовольствием читал им стихи из только что вышедшей моей книжки «Месье, месье, который час?» с переводами из современных французских поэтов, пишущих для детей. В частности, прочитал и одно любимое стихотворение — «Антилопу» Робера Винё:

За копытце антилопыЯ отдам Лион.А за хвостик антилопыЯ отдам Дижон.А за ушко антилопыЯ отдам Лаваль.А за щёчку антилопыЯ отдам Версаль.А за глазки антилопыЯ тебе отдамВесь Париж — мосты и Сену,Лувр и Нотр-Дам!

Тут же поднялась третьеклассница и провозгласила:

— А ваш французский поэт знает, что продавать животных на органы — это подсудное дело?

Я теперь вспоминаю эту историю всегда, когда речь заходит о нынешней юной аудитории — при всей, казалось бы, незыблемости и неизменчивости детской возрастной психологии, меняется атрибутика детства и взгляд ребёнка на окружающий мир оказывается в сильнейшей зависимости от современных, куда более агрессивных взрослых стереотипов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});